Депутат Госдумы от «Справедливой России» Оксана Дмитриева, которую партия предлагает на пост премьер-министра в случае избрания президентом лидера эсеров Сергея Миронова, рассказала «МН» о том, что она думает о протестной активности, о том, кто может ее «приватизировать», о том, зачем нужны политические партии, и о том, что мировой экономический кризис обязательно наступит, но только через пять лет.
– Насколько серьезна, на ваш взгляд, возникшая после выборов протестная активность, не угаснет ли она в скором времени?
– В этот раз люди возмущены гораздо в большей степени, потому что они сами были свидетелями этого безобразия и готовы свидетельствовать. Плюс еще до выборов был задействован такой административный ресурс, что об этом знает слишком много людей. Эти люди будут убежденными противниками нынешней власти. Хотя они могут менять свои политические пристрастия, выбирая между различными отрядами оппозиции, но убеждения сохранят. Сформировалось гражданское общество, люди снова повернулись лицом к политике – даже молодые, до 40 лет. При нашем низком уровне жизни очень высока доля людей экономически манипулируемых, очень чувствительных к подкупу, и я даже не склонна их за это осуждать. Но сейчас в политический процесс стали вовлекаться люди с более высоким уровнем образования и дохода – их сложно купить.
– Как вы отнеслись к отказу в регистрации Григория Явлинского в качестве кандидата в президенты?
– Собрать 2 млн подписей – это норма фантастическая, и я даю гарантию, что ее никто не может выполнить. Если говорить о духе закона, то смысл этой нормы – чтобы на выборы не шли городские сумасшедшие, а только люди, у которых есть какая-то электоральная поддержка. Это правило «Яблоко» уже выполнило, оно участвовало в думских выборах и получило 3%, и это уже достаточное доказательство электоральной базы. У них ведь даже госфинансирование будет. Что касается голосов сторонников Явлинского, то они распределятся, но Путину не отойдут.
– За год до начала президентской кампании Сергей Миронов почти открыто говорил о решении выдвинуть вас кандидатом в президенты, почему это не было сделано?
– Этого решения не было, только какие-то намеки. Я думаю, цепь последующих событий показала, что должен идти лидер партии как наиболее узнаваемое лицо. Потому что никаких информационных возможностей у партии для того, чтобы раскрутить менее узнаваемого и известного кандидата, не будет.
– Есть еще такая вещь, как личные политические амбиции, что нормально для политика. Вам не обидно, что вы не стали кандидатом в президенты?
– Я готова выступать в едином кулаке с Мироновым. Наша пара и так вызывает очень большие опасения, о чем свидетельствует кампания по борьбе с «американскими и японскими шпионами» в стилистике 37-го года.
– Вы имеете в виду скандал с посещением американского посольства?
– Конечно. Рутинная работа в области международных контактов подана как шпионский заговор. Тогда любая встреча Лаврова с Хиллари Клинтон – это слив информации, а поездка за границу – продажа Родины. Все это мы уже проходили. Людей, которые работали за границей, арестовывали и расстреливали в 30-х годах, в 70-е годы вы не могли свободно пригласить иностранца к себе домой, а за границей меньше чем втроем советским гражданам гулять по городу запрещалось. Вдруг вас завербуют. Смешно? Но давно забытые инстинкты 30-х и 70-х как-то быстро возвращаются. И представители "Единой России" и ЛДПР выступают в Думе так, как будто они машиной времени десантированы сюда из прошлого.
– Возвращаясь к президентской кампании: большинство все-таки уверено, что будет избран Владимир Путин.
– Общество все равно изменится. Это, может, последняя за 20 лет возможность очень сильно укрепить политические партии идейными людьми, которые готовы бороться. Думаю, те процессы, которые мы сейчас наблюдаем на федеральном уровне, пойдут на региональных выборах и на выборах губернаторов. По некоторым регионам будет дан бой. Если протестный класс и лидеры не сдадутся, а будут целенаправленно принимать участие во всех выборах и добиваться победы, это уже будет изменение ситуации. Проигрыш «Единой России» даже в отдельных крупных городах заставит менять политику.
– Но это не «революция»?
– Я материалист. На восходящих стадиях экономического цикла революции и социальные катаклизмы вряд ли возможны. А сейчас в мире, что бы там ни говорили, восходящая стадия экономического цикла, то есть позитивный экономический рост. И в Европе, и в Америке.
– Но все говорят про кризис.
– Никакого кризиса нет. Но то, что он будет в промежутке четырех-пяти-шести лет, – это абсолютно точно. Цикличность никто не отменял, и внутренние причины мирового кризиса никто не устранил. А наша сырьевая экономика будет все так же подвержена кризису в зависимости от колебаний конъюнктуры на мировых рынках нефти и газа. Поэтому катаклизмы вполне возможны. Но они будут связаны со следующим мировым экономическим кризисом. А пока надо заставлять менять политику и добиваться побед хотя бы на отдельных участках политического фронта.
– Вот вы говорите, что есть шанс для партий укрепиться новыми активистами, но почему они должны идти к партиям? Это же гражданский, общественный протест, а не партийный.
– В политике участвуют политические партии. Реальный контроль за выборами осуществляют партии, которые могут на каждый из 96 тыс. участков делегировать членов избирательных комиссий с правом решающего и совещательного голоса – какая общественная организация может столько направить? Если люди хотят принять активное участие в общественном протесте или политике, нужно вовлекаться в какую-то партийную структуру. Все остальное – это общественная деятельность, но не политика. Политик ставит целью смену власти, ее завоевание. Почему сейчас вся кампания власти построена против «Справедливой России» и КПРФ, то есть системной оппозиции? Потому что она сильная и ставит своей целью завоевание власти и смену курса.
– Скоро в партийные структуры вливаться будет совсем просто: 500 человек – и готова партия.
– Да, мы это уже проходили. Будет 100 партий сначала, а потом, наверное, как-то устаканится.
– Но ведь это приведет к дроблению электората.
– Конечно. Особенно если не будут разрешены избирательные блоки, это приведет к растаскиванию голосов.
– Значит, этот закон повредит системной оппозиции?
– Должна быть золотая середина. Системные партии должны испытывать давление со стороны новых партий, чтобы не бронзоветь. Если они плохо выполняют функцию оппозиции, пусть их отодвинут конкуренты. Я считаю, 300–400 членов в крупных городах – это реальная численность, которую можно требовать от партии. Но пусть лучше будет 100 партий, чем никто не сможет получить лицензию на политическую деятельность.
– Еще недавно говорили, что начинается эпоха застоя, а теперь стали говорить, что мы, кажется, попали в конец 80-х – начало 90-х. Уместны ли такие аналогии?
– Мне бы не хотелось, чтобы повторилась ситуация 90-х годов, когда очень искренний общественный протест капитализировали вполне определенные круги, которые проводили потом приватизацию. Они называли себя демократами и либералами, но при этом приватизировали общественный протест и конвертировали его во вполне определенную имущественную и финансовую власть. И больше всего пострадали от этого те, кто выходил на митинги: научно-техническая интеллигенция и нарождавшийся после закона о кооперации 1989 года массовый малый бизнес.
– А кто может сейчас приватизировать этот протест?
– Те же самые люди и кланы, что в начале 90-х. На митингах вдруг появился Кудрин, смысл риторики которого – «я представитель от площади Сахарова, возьмите, я буду премьер-министром и переговорщиком». Это клан Чубайса, который приватизировал общественный протест в 90-х.
– Допустим, в стране ничего не изменится, общественный запрос на перемены будет проигнорирован. Сколько может в этом случае просуществовать действующая система?
– Простоять она может теоретически и 70 лет, как мы имели случай убедиться. Но мне представляется, что если не будет существенных изменений в течение пяти-шести лет, если будет продолжаться инерционная политика, то вряд ли Россия сможет сохраниться как великая большая страна в существующей территории. Невозможно, чтобы слабая страна со слабой экономикой и небольшим населением занимала такую большую территорию рядом с новыми, быстроразвивающимися экономиками с быстрым ростом населения, которые, безусловно, будут иметь территориальные притязания. При нынешней политике страна будет слабеть, а это и есть самая большая угроза национальной безопасности.
– Какую роль в этом может сыграть социальное расслоение?
– Очень серьезную. Во-первых, социальное и региональное неравенство всегда приводит к дезинтеграции. Во-вторых, если у нас часть населения вне зависимости от своих способностей лишена доступа к образованию, медобслуживанию, то мы этих людей отсекаем от активной жизни и тем самым снижаем конкурентоспобность страны. Например, нас китайцы стали опережать на Олимпийских играх. У них система построена так, что они черпают таланты из всего своего миллиарда, а у нас скоро будут черпаться таланты из 1–2 млн граждан, которые имеют доступ к спортивным секциям. И так во всем.
– Проблема только в массовости? А как же модернизация и инновации?
– Как раз по инновационной составляющей ситуация страшная. В связи с физическим уходом из жизни носителей нашего интеллектуального потенциала мы потеряли инженерно-технические и научно-технические отрасли. Во многих отраслях точка невозврата уже пройдена. С другой стороны, есть еще определенные очаги, даже вновь появившиеся, которые можно использовать.
– На ваш взгляд, сколько времени нужно, чтобы развернуть ситуацию?
– Один инновационный и инвестиционный цикл составляет четыре года. За это время можно подготовить и реализовать инновационный проект. Два цикла – это уже научная школа, ее можно возродить за это время, либо это срок для реализации крупного мегапроекта типа космоса, атомного проекта (как в 40–60-е годы). Но многие вопросы можно решить уже на следующий день после прихода к власти, и мы их заранее формулируем.
Миронов поделил портфели
Сергей Миронов после победы на президентских выборах обещает создать коалиционное правительство из представителей всех партий. Пока потенциальные министры согласия не дали, но кандидат в президенты уверен, что после его победы они изменят свое решение.
Кандидат в президенты от «Справедливой России» Сергей Миронов на пресс-конференции 31 января объявил состав правительства, которое сформирует в случае победы на президентских выборах в марте. Премьером он хотел бы сделать депутата от СР Оксану Дмитриеву. Первым вице-премьером по экономике он видит Сергея Глазьева, а по вопросам социальной политики — бывшего вице-мэра Москвы, депутата Госдумы от «Единой России» Людмилу Швецову.
Министерство экономического развития Миронов доверил бы главе партии «Яблоко» Григорию Явлинскому. Министерство иностранных дел, по мнению Миронова, мог бы возглавить нынешний вице-премьер Дмитрий Рогозин. Минздравсоцразвития Миронов предлагает разделить на два ведомства — здравоохранения и соцразвития и труда. А пост главы Минздрава предложить Леониду Рошалю — детскому врачу, входящему в предвыборный штаб Владимира Путина. Главой Счетной палаты Миронов хотел бы видеть участника оппозиционных митингов Алексея Навального. Нынешнего главу СП Сергея Степашина Миронов взял бы на пост первого вице-премьера по силовому блоку.
Сам Степашин от потенциального повышения вчера отказался: «С Владимиром Владимировичем и с нынешней Госдумой я буду вместе еще пять лет на посту председателя Счетной палаты России. И это меня абсолютно устраивает». Сергею Глазьеву не поступало никаких предложений от лидера «Справедливой России» по поводу участия в его правительстве в случае победы на президентских выборах, сообщил во вторник пресс-секретарь Глазьева Сергей Ткачук.
